Темой его является фрагмент средневековой секвенции «Dies irae» (День гнева).
Во множестве ритмических модификаций, в перестановках центра тяжести, в перемещениях интонаций, в нагромождении чужеродных гармоний – мы слышим подобие отчаяния души и человеческой судьбы об участи своей утрачиваемой жизни. Неправильное, неправедное былое терзает память и сердце. Но этими огромными дугами аккордов через всю клавиатуру, в немыслимом диапазоне стремительных модуляций, – истерзанная личность, вернее, ее обломки, даже опилки, – подбираются примиряющими гигантскими крылами Архангелов. В миноре, в тоске минора, в pianissimo под самый конец «Вселенской драмы» собираются осколки едва не запоздавшего раскаяния в необозримую сокровищницу Всепрощения.