I Господь, ты тот, кто вложил в мои руки лезвие мерзости, Голос проклятия черного, горькой желчью в сердце осевшего, Будь холодом в лучах своих, сияющим бессмертным пламенем, Отвергающим спасение души. Разрастайся во мне безумием все больше и больше, И освяти мой путь в глубины мерзости и зла.
Вдохни в небо крик агонии и горя матери Христа, Созерцавшей от болей обезумевшего сына - Пригвожденного спасителя. И пусть в сердцах голодных взойдут семена Твоего древнего триумфа - Траурного торжества безмолвия Великой скорби человечества...
Господь! Тот, кто вложил в мои руки лезвие мерзости, Ты мертв во мне и живешь мной, Жаждущим лишь смерти и грязи.
II Я не улавливаю течения своей судьбы и от всего отвратил свой вкус, Находясь в этом спокойствии в этих холодных стенах. Все померкло в головокружительном вихре размышлений о смерти. И я смею проклинать Бога внутри себя. Ненависть ли это? Возможно. Упадок ли? Однако, это, несомненно движение и движение наощупь. Смелость и буйство красок. Стремление к абсолюту отвратительного, Что есть Подлинное Искусство! Ах, как велика эта жертва и как невинна! Словно малое дитя, смотрит она на меня изнутри меня, Словно в бездну, и молчит. Это тягостное сопротивление веет его отчаянием. И что есть жизнь, если не смерть смерти? Танец хаоса и экстаз, вливающийся в Ничто тяжелым потоком. Все сущее есть дышащее чрево Бога. Древо цветения, которому суждено сгнить. Таким образом, смерть находится внутри смерти и все что создано, Должно погибнуть и кануть в пропасти, ибо скорбью благ Господь...
III Господь! Твои могилы переполнены Тобой когда-то порожденными, Увидевшими красоту земли, прожившими свои скупые дни. Господь! Чрево ненасытное вскорми слезами тех, Кто остался жить В твоих ладонях горя и забвения немого. Пыльным ветром скорби обними...