Он жил всю жизнь свою по кодексу бусидо. Его учили мужчиною быть после и до момента, Когда урезало покровительство права его, Те, что дед преподавал в искусстве боевом. Он привыкал терпеть боль и волен не был никогда, Зубы сжимал и волю в кулак, за веру сквозь, Когда готов он был в ад сгинуть, хотя был он - самурай, Его учили морали по кодексу самурая.
Стирал колени в молении, я буддистом был, Символом поколений, я считал: "не истов пыл", Топил голову в учениях, хоть один из толпы, Стопы отца, по ним шаги, как приз судьбы.
Честь превыше всего, как светило небес. Ему тяжко, кто-то его смутил, но не бес. И тишина в приглушённой комнатушке Разрушилась под грохотом роковых выстрелов пушки, Ударами дикими, паника в голову бьёт, Междоусобные войны, новый врага налёт. Мать, отец, брат пропали в гуже темноты, Прокляты слова в момент учителя латыни. Ведь совсем недавно, буквально день назад, Собирали дары бога с братом, у отца был сад. Вечерами, чарами удара меча восхищал дед, И, где, ты, правда, что рассеет дым, а? Веря небесам отдавался им под надзор, Пыль протирал в картине "Табэ" и "Надзол", Красное солнце на белом фоне - флаг отцов, Наплевать на кодекс чести и главный позор.
Стирал колени в молении, я буддистом был, Символом поколений, я считал: "не истов пыл", Топил голову в учениях, хоть один из толпы, Стопы отца, по ним шаги, как приз судьбы.