Он успокоит себя мыслями, что ты истеричка, для тебя это обычное дело. А где то на постели между одеял лежит никто по имени Никак - тряпичное тело. Вставай. Он поднимается, что бы сказать как есть, именно так, как мы его с тобой тогда просили. Как жаль никто теперь мне не ответит на вопрос "для кого же мне быть красивой?"
Мы так мечтали, что бы он вошел в дверь, но как внезапно он стал совсем чужой мне. Он больше так не может. Он тот же. Он ласково снимет одежку, но, детка, он так ненадежен. Окей, забили. Но если ты тут подыхаешь, он не лучше, чем все остальные. Он задыхается. Неистово душит вина. Ведь он не знает, что ты не одна.
Опять схватив тебя зубами за горло. Я не умею любить по другому. Я не пойму, куда идти мне. Бесперспективно. Безумно прыгать на твоей паутине.
Он хочет что б ты вылечилась от себя. Он думает ты больна, и придет забрать все свои вещи с полок. А может он и не придет, и ты успокаиваешь себя тем, что ты почти не одинока. Вставай. Стул ближе к зеркалу и говори в лицо мне все то во что ты до сих пор не можешь поверить. Только пообещай больше не открывать никому предательские двери.
Все изменилось и стало вдруг тяжелей, но мы с тобой не убогие, что бы нас жалеть. Он больше так не может. Кто виноват? Эти слишком грубые губы? Слишком нежная кожа? Он успокоит себя мыслями или не успокоит себя мыслями. От них мы больше независимы. Но как ломит запястья. Зато у тебя есть я. У меня есть я.
Опять схватив тебя зубами за горло. Я не умею любить по другому. Я не пойму, куда идти мне. Бесперспективно. Безумно прыгать на твоей паутине.