он приходит и говорит: «забывай меня, никаких перспектив, никакого тебе огня, ничего тут не переделать, не поменять». забывай, говорит, на забыть у тебя — два дня.
«у тебя впереди всё. встретишь других ещё». я в ответ улыбаюсь и молча веду плечом. он садится на край дивана. мне горячо и немного, наверно, страшно. я вот о чём:
всё внутри заливает нежностью, как вином, и какое тут «забывай», если — вот оно, накрывает с разбега душной морской волной и кладёт на лопатки. здравствуй, родное дно.
можно всё что угодно думать и даже знать — ничего здесь не переделать, не поменять. ...он мрачнеет и убирает за ухо прядь. забывай, говорит. забывай, говорит опять.
«я — никто, одинокий всадник, ночной фантом, я шагаю всё время в гору — и всё на том, ты же зря меня, ох как зря запустила в дом, пожалеешь ещё не раз». пересохшим ртом
говорит мне все эти глупости, говорит, и не смотрит, поравнодушнее сделав вид, а во мне обрывается что-то и так кровит... он приходит ко мне во сне. целый город спит.
он приходит ко мне во сне. постоянно, вот. и вообще — не соврать бы в числах — уже идёт девятнадцатый (или даже двадцатый) год, как он умер. а целый мир до сих пор живёт.
как росла на лугах трава, так растёт, растёт... я не знала его другим. только так, и всё. ничего тут не поменяешь, не утрясёшь. лотерея. рулетка. выигравший не спасён.
бесполезно его любить. «ну, сама скажи, это — то же, что голым горлом да на ножи». забывай, говорит. улыбайся, гуляй, дыши.
...как забудешь, когда он лучше всех тех, кто жив?