я привык просыпаться от запаха гари, когда утреннее солнце сжигает шторы в городе, проткнутым насквозь петлями из нитей, рисующих на асфальте узоры. среди них есть и моё ответвление, что окутывает с рождения тонкую шею, когда-нибудь от этого начнется воспаление и меня сразу заменят кем то посвежее. по улицам рядом идут пыльные люди со встроенной операционной системой, зараженной вирусом и мечтой об уюте, пока их бесцветная масса не загустела. я смотрю на отражение в онемевших окнах, чтобы увидеть размытое хлипкое тело, накрытое футляром из обломков фантазий и желаний, которыми питается этот город. но увидеть себя с каждым днем все труднее, ведь почти все стекла покрыты царапинами оставленным фальшивым настроением натянутых улыбок, повешенных на перекладине. присмотревшись, вижу свои следы от ногтей, раньше их можно было точно различать, чувствуя порезы с твоим запахом орхидей, которые душили в судорогах долго кровать.
каждый день все делают одно и то же, на календаре всегда одни и те же числа, и город от этого нагло улыбается и строит мне рожи, словно ребенок, ломающий игрушечные жизни. я смотрю на фигурки этого собранного домика, которых заряжает спрятанный в землю провод, может мы всего лишь украшение подоконника, а зима это идущий сквозняк, превращающийся холод? люди – рыбки в стеклянном аквариуме живущие без ног, способные только сделать заказ в «Макдональдсе», а мне ещё долго падать в бездонный потолок без сознания, раздавленным невесомостью. дверца старой стиральной машины - иллюминатор упавшего космического корабля, где виднеется поколение, стирающие заглавные буквы, осевших плесенью на обломке планеты Земля. каждый из нас бесчувственный манекен, всего лишь игрушка в чьем-то счастливом мире, которая завтра может, сломается, упав на паркет забытым звуком, рассыпавшись в квартире. и когда кто-то будет смотреть на меня в телескоп, как пишу этот стих, проговаривая его в голос, я уже давно буду пылью, забыв как выглядит кислород, загрязняя чей-нибудь космос.