Меня не кроет ваша масть, во всем вижу обман. Я здесь прописан как статья, семиты - мамоебы. Мат не отборный, но мс спиной на нем как так. Я не борец, но поднимусь как мост или стакан. Стиль ядовитый как токсин, и нет лиричных треков. Чужой для вас словно иносказательная речь. Я буду ковылять к мечте, как хоббит – ближе к смерти Душу изрешетила боль, но я не ваш вассал. Пусть для жидов я гой, но мой пент-хаус в гетто. Я бы порезал ваш загон, ведь я гетаротроф. Хищная память натянула швы, живу моментами. Она пьяна как толстый швейк, возле ментальных склепов. Я шел попутно, изменяя отношенье к людям. Твой взгляд - утопье, как кредит взятый у ублюдков. Не ожидая знаков свыше, издаю свой тон Не лошадь, но подкован, Далем, будто древний онт.
Нееет… Каждый день как в кино, Жадность ставит клеймо, на лице сапогом. Но ты жииив… Как на плахе, с венком, стаду нужен загон. Но для них ты чужой!
Кто больше трахнул сук, кого долбанул инсульт. Но мы создали огненный культ, нас ждет самосуд. Снова в постели пульт, ненависть - ведет войну, Новости вместо пуль, бьют – превращая в нуль. На завтра пляска на костях, на руинах сплетней. Рука сжимает чаще сталь, соскребая плесень. Сведенье счетов задержалось, словно полотер. Ведь твои клятвы ниже чем, признак половой. Иллюзия – ведь я один, в отраженье свой. Шлю его – иначе долбанет, двести двадцать вольт. Оставит одного меня, в холодной микрофонной. Без ставен и без окон в тень, где не слышен фон. Ведь одиночество в конце, как призовой фонд. Манит как остров Цейлон, саммит из ООН. Сами как говно, реплики в пределах норм. Ведь наш мирок - прыщавый малый, выдавит весь гной.
Нееет… Каждый день как в кино, Жадность ставит клеймо, на лице сапогом. Но ты жииив… Как на плахе, с венком, стаду нужен загон. Но для них ты чужой!