Он родился в пивной, в сезон охоты на шлюх, когда в мусорных баках тлела листва и на окнах блестела обмёрзшая мошкара. Он приходил к тебе во двор гулять в грозу без зонта, то и дело отряхивая мокрую шляпу, он был немного рассеян, и чуть-чуть неопрятен, и ты как бы не слышала звука шагов, и ты как бы не подходила к окну. Ты была просто кем-то меж землёю и небом, и, уж конечно, не пара ему.
И он дарил тебе цветы и редкие книги, и рассказывал много грустных историй, он просто думал стихами и терялся всегда в разговоре. Он жить не мог не любя и просто не понимал, что там, где нету порока — не привить добродетель. Под небом из акварели есть только дебет и кредит, и чьи-то скользкие взгляды, как утренний дождь, заползали ему нещадно за воротник. Они душили его за мысли и рифмы, и он заметил твой взгляд среди них.
Он родился в пивной, в сезон охоты на шлюх, а умер в библиотеке, убаюканный музой, с рваной раной в душе размером с бильярдную лузу. Как пожелтевшие плакаты прошлогодней премьеры, тысячи раненых душ, кружатся листья над сквером. Быть может, там, среди них, он однажды проплывёт над той, что не слышала звука шагов, и что как бы не подходила к окну, что была просто кем-то меж землёю и небом, и, уж конечно, не пара ему.