Я столкнулся с ней в середине холодной зимы, (так когда-то Титанику встретился айсберг). Не зарекайтесь от болезни, тюрьмы и сумы. И от любви, пожалуйста, не зарекайтесь.
В ее черных глазах плескалось ведьмино пламя, и у губ ее был соленый кровавый вкус. Но вела себя женственно, словно индийская рани, (в этом был ее самый заметный плюс).
Среди прочих банальных нежностей и люблю, у моей Джульетты было немало странностей. Мы встречались сто дней (если верить календарю), но в мой дом она переехала почти сразу же.
Все ее статуэтки, конфетки, оборки, духи, заселили мою холостяцкую голую площадь. С ней пришел черный кот (а я ненавижу их), отвратительный чай и занавески в цветочек.
По ночам она всегда просыпалась в три, объясняя сей странный обычай бессонницей, без наушников слушая чертову ''Devil's Trill'', и я ждал, пока мерзкая музыка кончится.
Я устал от нее очень скоро (месяца через три), задохнувшись от мармеладно-медового смрада. Разъяренная, злая, как черт, кричала она: ''Умри!, Проклинаю тебя! Пусть твоя жизнь станет Адом!''
Уходя, она подарила мне золотые часы, на цепочке, как будто бы в знак примирения. И оставила адрес. ''Если захочешь ты, приходи в этот дом, я встречу тебя, без сомнения''.
* Я не помню, сколько женщин было после нее, как не помню их лица, фамилии и приметы. Ветер шапки срывал, трещал под ногами лед, я шагал через город, лицо закрывая от ветра.
Помню, был одинок, простужен был тяжело, и я вспомнил о ней, так скоро мне надоевшей. (Может быть, любовь, как дорогое вино - чем старее она, тем благородней и терпче?)
Прибыл затемно, стоял особняк под луной, лес вокруг, высокие сосны и ели. Посмотрел на часы, (было двенадцать ноль ноль), постучал пару раз, и открыл деревянные двери.
* Дом был пуст. Покинут уже давно. Паутина в углах, картины, поросшие пылью. И повсюду портреты. Портреты ее одной.
Сумасшествие. Словно дешевый триллер.
Я хотел возвратиться, но дверь была заперта. Как и окна, не вскрыть и не выбить стекла.
''Значит ведьма, проклятая ведьма она. И я бросил ее, обидел, подругу черта''.
И во тьме, на потрескавшихся зеркалах, запылали кровавые буквы, алым на черном: ''Когда время на подаренных мной часах, остановится, любимый, ты будешь мертвым''.
* Я пишу эти строки и руки мои дрожат, и мои оголенные нервы словно взбесились. Потому что в три ровно, пару секунд назад, эти проклятые часы остановились.