Píšu Vám, drahá Valeri řádků pár plných důvěry jsem žebrák a ne důstojník své armády.
Platím daň vlastní krutosti a všude mráz, lezoucí do kostí a do svítání chybí možná hodina, tady u Borodina.
R: Jako vích hořela Moskva. Teď na koních hordy kozáků nás ženou a Bonaparte odjel sám Rusí zasněženou.
Vzpomínám drahá Valeri na úsměv Váš a scénu opery, ne Elysejská pole a žár Paříže.
Holá smrt nás teď očistí s myšlenkou zašlé kořisti, všechna sláva jednou končí a den začíná, tady u Borodina.
R: Jako vích hořela Moskva. Teď na koních hordy kozáků nás ženou a Bonaparte odjel sám Rusí zasněženou. Klečím na kolenou.
Письмо с Бородинского поля
Пишу Вам, дорогая Валери, несколько строк, чтобы признаться, что отныне я нищий, а не офицер своей армии.
Плачу дань собственной жестокости А мороз здесь такой лютый, пробирает до костей и, возможно, рассвет для нас уже не наступит никогда - здесь, на Бородинском поле.
R: Как факел горела Москва. Теперь орды казаков на лошадях гонят нас Господь оставил Бонапарта один на один с заснеженной Русью.
Я помню, дорогая Валери, Вашу улыбку и оперную сцену На Елисейских полях, и тёплую осень в Париже.
Босая смерть уничтожит нас сейчас вместе с нашей идеей и трофеями Вся слава в одночасье закончилась там же, где и началась, - здесь, на Бородинском поле.
R: Как факел горела Москва. Теперь орды казаков на лошадях гонят нас Господь оставил Бонапарта один на один с заснеженной Русью.
Вспоминаю, опустившись на колени... Опустившись на колени...