Мой друг Витя в первый день знакомства, Играя, по-братски, без грамма злости, Разбил мне лицо, Он сперва кулаком пробил мне в висок, А затем исключительно ради шутки и не имея на то иных причин Лбом прописал мне бабушкины очки. Мой друг Витя очень искренне, широко улыбался, И шрамы на руках и лице его только красили, За короткую жизнь у него было множество пассий, От зрелых дам до тел совсем юных, упругих, Витя массировал лобок пятилетней сестры лучшего друга, Но на большее ему не хватило сил, Спирт в тот день его подкосил. Витя был веселым и злым, постоянно поддатым, Он кастетом раздробил череп родного брата, Подраться Витя всегда был рад. Однажды он даже прыгал на моей голове. Он не читал романов или новелл, Витя в принципе читать не умел, Только по слогам или даже по буквам, Образованые ребята вроде меня навевали на него скуку И желание расколотить ебло. На свалках мы с ним собирали металлолом, И тащили его в пункт приема. Затем набирали несколько литров кустарной водки, И запить - лимонад "Колокольчик" или крепкой "охоты". Витя умел пить по-богатырски, Не из тех пидорков, что потягивают виски С яблочным соком, Витя наливал по-многу, По пол стакана выпивал живо, Полируя домашней брагой или крепким пивом. Но Вите всегда было тоскливо, Спьяну он руки резал или лез в драку, Орал песни грустные или плакал. Брился налысо и любил "Коловрат", Группу "Краски" и певца Петлюру, На флейте пустых баклах Витя играл ноктюрн. Спьяну любил избивать прохожих, И как-то кухонный нож Ягодицей схватил спящий в бараке бомж. Витя недолюбливал женщин, особенно очень красивых, Таскал их за волосы, иногда брал насильно, Называл девушек блядями и гнилью, Бывало, что с братом они на двоих делили Своих дам или просто нетрезвых девиц. Трижды он лежал в психиатрической больнице, Бесконечно привлекался к административным и уголовным делам, Со справкой закончил спецкласс. Витя прожигал жизнь дотла И не считал нужным перед кем-то отчитываться, Ни разу в жизни он не видел отца Но клялся, что при встрече размозжит ему голову камнем. Витя мне обещал, что когда нужный день настанет, Он и меня отправит в адское пламя, Говорил, все потому, что по-братски любит. Витя был парнем ранимым и грубым. На его руках почти не было неломанных пальцев, В кожанной куртке не по размеру - неандерталец, Порой, мне казалось, что его морда из стали, Когда всем двором его штакетниками пиздили и по лицу пинали До потери сознания. Витя разговаривал в основном матерной бранью, Нигде не работал и выносил все из материнского дома, Руки изрезаны, нос в трех сломан, Отморозок, каких свет не видывал. Кто-то скажет, что Витя был деревенским быдлом, За такие слова он без промедления дал бы пизды. Ведь на самом деле он был великомученником и святым. Кстати, мой друг повесился лет 8 назад, Витя разъеби там всех, на небесах.