наши имена под языком отлива, кормят акул. мы разменяли их звук на шипение пены, и стрёкот мерцающей ночи, и тявканье стайки щенят. Их ласки сотрут наш прокуренный запах. так пылает огонь, как мы никогда не пылали. наши имена кормят костёр, коптят и щекочут небо, разлетаются искрами былых обид. мы больше не услышим их звук - тот, что гремел внутри с такой значимостью, тот, что раздавался на уровне чужих подошв.
тот, что гремел цепями - тяжёлыми, в позолоте.
наши имена полыхают синим в прахе паспортов и возносятся тоненькой струйкой к тем, кто давно покинул, нас навсегда покинул. Усох средь пластмассы и камня, застыл в погребальной табличке...