Die Marien-Ballade, die Villon seiner Mutter gedichtet hat
Du Himmelskönigin, im Gold und Blau der Ewigkeit, Du Schmerzensweib und Leid von meinem Leid, nimm meine Stimme gnädig auf zu Dir! Ich bin ja nur ein armes Waisenweib und krümme mich noch tiefer in den Staub als Wurm und Tier, ich habe solche Angst in Dein Gesicht hineinzusehn und kann doch ohne Dich nicht einen Schritt weit gehn.
Empfehle mich der Gnade Deines Sohnes, tu ihm kund, dass meine Knie vom Beten schon ganz wund geworden sind. Ja, sag ihm, ich will die eigeborne Schuld mit meinem letzten Seufzer büssen, wenn er mir vergibt, wie seinen Feinden er doch auch verziehn hat und den Verräter selbst noch aufgehoben hat in Mitleid und Geduld. O, Mutter unser, lass mich nicht so lang im Dunkeln stehn, ich kann ja ohne Dich nicht einen Schritt weit gehn. Ich bin eine alt und grau gewordne Frau, ich trinke Tag und Nacht den Tränentau der Einsamkeit. Bin keinem mehr was wert und keiner kommt... und keiner kommt und hebt mich aus dem Elend auf. Du aber stehst so strahlend da im Glanz der ewigen Gestirne... und das Schmerzensschwert in Deiner Brust ist lauter Licht. Falt es in mein Flehn und lass mich nicht noch weiter elend gehn.
МОЛИТВА, НАПИСАННАЯ ПО ПРОСЬБЕ МАТЕРИ
Владычица над небом и землею И над огнем великим, что в аду, Я, может быть, и милости не стою, Но смилуйся: прими, когда приду, И приюти в святом Твоем саду. Я грешница, но нет конца, ни краю Твоей любви, а в ней дорога к раю, Пусть к Твоему пресветлому двору: Так писано. Где писано, не знаю – Так верю я, так, веря, и помру.
И не забудь замолвить слово Сыну, Что Он вины мне, темной, отпустил. Как пожалел когда-то Магдалину, Как Марии Египетской простил Я слышала с амвона. Теофил, Растрига-поп, что с бесом шел на Бога. – У Господа теперь он на пиру. Все по Твоей мольбе. Ты можешь много. Ты можешь все: и мать – и недотрога… Так верю я, так, веря, и помру
Старуха я из бедного квартала. Неграмотна, живу по старине; Но ад и рай я знаю, все видала, Все красками в соборе на стене: Те – с арфами, а те горят в огне. Гляжу на тех – дрожу; на этих – рада Дай радости и мне, спаси от ада Усталую и горькую сестру, А если я прошу не так, как надо. – Так верю я, так, веря, и помру.
Владычица, родимая, касатка, И Ты, как я: жилось Тебе не сладко. Любимого рожала не к добру, Людской беды насытились вы оба; Ох, тяжко здесь – и боль, и стыд, и злоба.
Но тихо там у вас, за крышкой гроба… Так верю я, так, веря, и помру.