Я, наверное, должен продемонстрировать очень серьезные щи. Подведение итогов года и все такое. Но если заметишь что то подобное, отыщи и отвесь леща отцовского Коле. Это просто прикол, просто мой новый стих. Да простит меня тот серьезный мужик на джипе. Если не можешь кому-то въебать или кого-то выебать - то грусти. Вокруг люди, по Юнгу завязшие в архитипе. Это нежное пианино уносит на венский бал. И как же сильно я сам себя заебал, вы бы знали. Я помню камень брусчатки. Питерский дождь заполнял обводный канал. Я стоял и смотрел. Смотрел и стоял. Прощаясь.
Я тут недавно узнал что мне будет двадцать два. Знаешь, в этот момент осознал что так все равно на возраст, что мне все равно на себя, все равно на вас. Потому что мы слишком редко смотрим на звезды.
Год назад в это время отматывалось назад и получалось представить правильным и хорошим. Только теперь, я как и тогда, не могу смотреть ей в глаза. Мне слишком в них больно, правда, мне лучше - одним и брошенным.
И дело ни в поиске женщины, ни в любви, точнее не в том, что за нее выдают. Дело во всем, дело в площадке заполняющейся детьми, дело в семье, дело в стране, дело в заполнившем нас говне, дело во мне, дело в Путине, дело в новогоднем салюте... Какая разница? В такие моменты нужно прыгать с парашютом и без. Идти в штыковую и брать больше кредиты. Порою нужно рискнуть, чтобы понять кто ты есть. И вообще - зачем здесь. И что значило слово "Ты".
...
Я видел много пустого говорящего мяса, и веганов-овощей с яблоками шестой версии познания истины. Я слушал Дорна, который просил не стесняться. Я не стеснялся, а потом становилось стыдно и грустно. Взгляды как выстрелы. Мне улыбается инопланетянин с логотипа компании "DNS", говорит: я знаю откуда ты на планете людей. Возвращайся обратно иначе тебя доест, этот город и еще один год бездарной реализации самых годных идей.
Звезды хрустальной пылью оседают на плечи толпам, но только никто не видит что могло по другому быть. Если останусь один, меня не по-любят по-доброму. Если не буду собой, то мне лучше вообще не быть. Друг мой, друг мой, я очень и очень болен. Сам не знаю, может быть дело в садах Японии, может в русских стеклах с бетоном. Только мне кажется что я несу хуйню в микрофон. А мы тонем, мы ждем и медленно тонем, и когда я умру то стану просто рингтоном...
И буду звучать и ты будешь брать трубку, и говорить банальщину что завершают словом "пока". Мне двадцать два, или двадцать сигарет с равными интервалами взятых в руку, подожженных и скуренных, разделенных на оранжевый окурок и серые, тяжелые, дымные облака. По-другому никак. Поэты лучше боксеров. В этом году я понял что мне не с кем говорить откровенно. Я понял, что так и не понял все. Я понял - мы только рябь, на поднебесном озере времени. В твоем августе потерялся и когда ты кричала, что нужно вернуть билеты, я думал: какой пиздец, где я вообще? и кто я? Нахуя я четыре месяца ждал это ебучее лето? Нахуя?
За нас Иисус с Алехиным страдали, а ты смеешься и даже дату придумал, мол день дурака и смеха. Вот тебе делать нехуй что-ли, дружище? Тебе совсем делать нехуй? Скажи, тебе совсем делать?
Южный ветер развивает волосы на руках рыночного торговца, в облаках появляется солнце и исчезает, что очень жаль. На Донбассе идут дожди из свинца, я кричу на отца, а птицы машут крыльями о том, что нужно что-то решать.
Незнакомая девушка улыбается мне в троллейбусе и на холоде следующей осени как от водки рукам дрожать. Над моим приветливыми городам поднимаются старые лестницы. И гудят корабли, о том - что пора бы что-то решать.
...
Планета наматывает круги по стадиону орбиты. Старается, будто готовится к играм в Сочи. Но они уже кончались, как закончится этот бит. Как закончится этот день, распадаясь на одинокие окна, что зажигаются ночью. Количество почек набухших весной от количества выпитой водки. Количество слов и взглядов, пролетевших мимо души. Нужно решить, пока вероятностями мир соткан. Я не ставлю здесь точек. Мы просто останемся жить.