Я собрал восемь ящиков текстов и устроил партий съезд. Мы обсуждали вопрос написанья хуйни руками. Твой грязный подъезд еще многих исполнителей съест, но потом ремонт захуячат и поставят видеокамеры.
…
Я танцую руками в тесноте своей полукоманты. Ощущение пустоты мне так близко и так знакомо. Мы будем путать стены и пол с недостроенным потолком, потоком заталкивая в себя друзей и левых знакомых. "дОмино точка ком" мною больше не посещаем. Коля все время в шоке, которому дали леща. Депутаты на двести в месяц что-то пишут и запрещают. Я тоже пишу на двадцать, мечтая их замещать.
...
Ко мне подойдет тп с этим яблочным аппаратом, улыбнется и позовет обратно в две тысячи девятый. Там я слушал Лешу Долматова и не умел рифмовать… Я отвечу тихо и вежливо: ИДИ КА ТЫ НАХУЙ БЛЯТЬ!. Но, в общем, она права - мне никто уже не поможет. Нужно было быть осторожней, потому что я помню прошлое. Потому что мало хорошего, потому в этом так тошно. Хочется выкинуть из окна, все, что нажито мной и прожито: Кошку, кровать и девушку. Холодильник, стол вместе с ножками. Тумбочку, тумблер, контакт и набор серебряных ложек. Всё что мы было дороже мира или было нахуй не нужно. Простуженность и улыбки звезд, упавших в грязную лужу. Недосыпы, стихи, неврозы, зиму, лето, весну и осень, телефон, компьютер и телевизор, совсем как в клипе у Нойза. Всё чем я сформирован был в забродившем за двадцать мозге, забродившем не в тех дорогах и понявшем это так поздно.
…
Мне хочется выкинуть все и лететь туда самому. Эту тюрьму не покажешь, но ощущается - только так. Посыл в сотый раз не выкупят, из ломбарда строчек. Уму не посвящал не одной, лишь душе способной летать. Это желание постоянно. Забываю лишь иногда. Манит высота, что будет сокращенной в ноль за секунду. Выдыхающийся MC, на фоне звука бита. На фоне молчат года, в городах где я не смогу быть.