Сентябрь. Он просыпался один в грязном лифте, Болит все, в голове кадры, палаты, больницы. Записки, странные мысли, даты и числа, Обрывки писем кумиру с мольбами: "Откликнись!" Гордись им, он воплотил твои замыслы в жизнь, Как шизик твердил, душа не умеет фальшивить. Тащили силой, кололи всю зиму вакциной, Здесь крылья ломают, свиньи - рабы без извилин. Стерильно все, бро, прикинься стабильным для вида, Шептались психи, не зли их, трусливо крестились. Я и сиги, делили "Приму", жевали без фильтра, Тоскливо тянулись буги, слипались ресницы. Сквозь синие веки был свет, он мечтал о свободе, Но доктор будто все знал - увеличивал дозу. Промозглая осень, опять кровоточили десны, Полеты во снах, где город взлетает на воздух.
Там никто не ждет нас с тобой, Ма горьких слез своих не льет. Река точит камень, черный омут манит, Оглянись назад, возьми тайм-аут.
Знаешь, тут ведь и в мае бывает прохладно, Правда, та же пижама, ботинки и шапка. Тамбур - дом, отвлекает Ланская, Финляндский, Привокзальные дамы, драмы, их слезы и ласки. Карты пыльных парадных, где были не рады, Дай мне еще один шанс, ма. Бах! Дверь перед носом, лицо без эмоций, Приперся, зачем, тебе тут не рады давно, сын. Он плелся в ночи мимо быстрых машин, роскошных отелей, Тех, что любят за деньги и питают презрение ко всем смертным, Ветру подставив спину - последняя спичка. Чиркнул, лямки давили, тянуло в ключицу, Скинул, утроба-лифт, к утру отключился, Снились лишь те, кто остались теперь лишь на снимках.
Там никто не ждет нас с тобой, Ма горьких слез своих не льет. Река точит камень, черный омут манит, Оглянись назад, возьми тайм-аут.
Там никто не ждет нас с тобой, Ма горьких слез своих не льет. Река точит камень, черный омут манит, Оглянись назад, возьми тайм-аут.