Я давно уже знаю, как трудно заснуть В суете новостроек и многоэтажек. Из пластмассовых окон не видится путь, Наугад не поймешь, легок он или тяжек. Пусть неоновый свет режет наши глаза И опасная бритва танцует над веной, Богородица плачет, стекает слеза, Но в молитве никто не преклонит коленей. Пусть в забытой часовне трепещет огонь, Оплавляя святые и скорбные лики… Троеперстье, кулак ли сжимает ладонь, Здесь хвала и хула равнозначно велИки. Словно Лазарь, из грота идущий на свет, Не умерший, а может и не воскрешенный, Вырываюсь из тьмы прямо в новый завет, Не безгрешный уже и слегка искушенный. Фарисеи давно здесь справляют триумф, Вопиющий в пустыне не будет услышан, Нарушающий заповедь дьявольский ум Управляет толпой, что же делать, Всевышний? Я порочен чуть-чуть и с грехами знаком, Хоть не вор, не убийца, не алчу чужого. Я пекусь о себе, не о ближнем своем, Только рядом со мной я не вижу такого. Дела плоти моей неугодны душе, А плоть духа, увы, неприятна для тела. Однозначности нет в присвоении клише, Кто-то станет святым, отрекаясь от веры. У кого-то дорога ведет в пустоту, Кто-то ходит тропой до ближайшего храма. Кто-то просто стоит на холодном ветру И не делает шаг, опасаясь обмана. Всем дано выбирать. Дни идут чередой. Жизнь и смерть бесконечно сменяют друг друга. Прорастают могилы зеленой травой, Нет тропы, выводящей из этого круга. С. Иванов