Солнце всходит над морем иначе, чем где-то: Этот берег сырой, как осанна тоске. И все так же минует холодное лето, Не оставив следа на намокшем песке.
И дыхание ветра укажет дорогу В неприютное море. Удел рыбака: О хорошем улове молиться, но Богу Нет порою забот о судьбе бедняка.
И в мечтах о богатстве не сыщешь покоя; Рой навязчивых мыслей становится злей, Зная, сколько сокровищ смывало волною С борта гибнущих в море седых кораблей.
Кто-то шепчет во сне непонятное слово; Наяву эти звуки доносит прибой. Ты уже не боишься зловещего зова. Что же будет, Вильм Коршун, скажи мне, с тобой?
«Кармильхан», - выдыхает устало пучина, «Кармильхан», - вторит голос в пугающих снах. И погибель уже принимает личину Незнакомого старца на лодке в волнах.
И седой чертознай рассказал об обряде, Что поможет постичь суть зловещего сна, Помогая узнать о таинственном кладе, Чью частицу к ногам выносила волна.
«Кармильхан» назывался богатый корабль, У Стинфольской пещеры ушедший на дно, Чьи сокровища нынче лишь рыбы и крабы Созерцают бесцельно: другим не дано.
«Стоит только нырнуть в неспокойное море, Станет дивно богатым любой человек. У Фортуны извечно прибудет в фаворе. Для безбедных преград не бывает вовек!»
Ты запомнил слова мертвого капитана, Что явился на твой несмолкающий зов. Опасения отбросив, за клад «Кармильхана» Ты и жизнью уже поплатиться готов.
Отблеск древнего золота слепит сильнее Света солнца, вершащего путь в небесах. Только праведность в холод тебя не согреет, Ведь не ей разжигают огонь в очагах…
Одному непосильно подобное дело. Твой последний товарищ - добрейший Каспар - Умолял отступиться, но тщетно: предела Не узнают под властью погибельных чар.
Одержимый желанием большого богатства Ты ныряешь в пучину, ведомый мечтой… Но пополнилось снова проклятое братство; И сомкнулась вода над твоей головой.
Продается душа, обрываются жизни, Корабли истлевают на сумрачном дне… Крики чаек в закате - последняя тризна По навеки оставшимся в прожитом дне.