Тишина. Все молчат. Встали в круг, потупив свои взгляды. Могила уж вырыта, гробница простейшая, Темный безвыходный гроб рядом стоит. Кто лежит в нем? И зачем? Это что, шутка такая? Мне не смешно. Но я давлюсь слюной собственной, кашляю, скалюсь, Себя по лицу кулаком я ударил, никак не могу замолчать. Мне весело, и слезы текут по щекам, Молитву тихую, бесполезную слышу я. Когда я умру, я хочу, чтобы меня кремировали, Сожгли, а пепел развеяли по ветру. По бесцельно кричащему ветру… Не хочу я пышных заупокойных завываний, Я одиночество пустоты вижу рядом с телом своим. Оно улыбается, гладит плечо холодное, Острыми когтями могильной зимы потихоньку подбираясь к горлу. Я ничего не вижу, я жалкий слепец, Мой взгляд остановлен на точке безбрежной. Я хочу умереть лишь однажды, А потом не воскресать никогда. Этот свет, эти похороны… Почему нет туч боевых, да капель тупых, разъедающих? Зачем эти жаркого солнца лучи, почему это птиц щебетанье мы слышим? Я тихо стою и смеюсь, Никто меня не видит, не слышит, не ждет. Я вижу себя, бледного, успокоенного больного урода, Лежу себе тихо, потихоньку разлагаюсь на части. О, люди, вы видите мое выражение лица? Я не вижу, я же слепой, ха-ха-ха. Почему я забыл всю ту радость, что грела меня в детстве? Почему я такой идиотский мертвец?! Я смеюсь, себя проклиная, Видит мой взгляд перерезанное горло трупа замерзшего, И смеющуюся темную тень исчезающую. Я вздохнул, всхлипнул с усмешкой игривой, Я не понимаю происходящее вокруг. К чему эти слова, предложения? Кто все эти люди в черных одеждах, Почему женщины плачут притворно до жути? Я устал от всего, устал от себя самого, Я лягу, пожалуй, в могилку свою. Никто ведь не видит, не слышит, не ждет меня, Так почему бы и не полежать, задыхаясь во тьме?