На ломанный биток подведем итог. Не знаю, как тебе все это, знаю, это то. Щас моя музыка – поток, маленький шанс уравновешивать различия сортов. Кто вырос в городе оков, окопами отрезанный от общества Перемороченных лохов, бумажников и грез. Державшие Калашников не хвастаются больше никогда войной. И мир мой самый разбитной, бодряк, приход. Нам говорят, говорили и будут потом, Но мы взорвем здесь, скромное, странное. Сломаем обстоятельства и заново построем дом, где много света. Я помню лето в неосознанной кондиции и строгий, как всегда, закон. Как все утратили амбиции, и социум грозился, А в жилах непрерывно протекал музон. Жидкий азот в носоглотке, дал кому-то пару тузов, Сманил, как мышь в мышеловке. И круг общения предательски затих, повесив указатель надо мной, что я один из них
И все знакомые забыть могут, кто я такой, Неутешительные выводы писать врачи. Я молодой и каждый по-своему это понял. Каждый город за меня, давай кричи! Каждый голос за меня, давай кричи! Каждый, каждый, кто тут за меня, давай кричи! Мы с вами, мы с вами, только ты настройся и включи.
Была жара, снова в пьяных кабаках мечтал летать в Никарагуа или на Гоа, Утопать в лучах солнца юга, хохотать с одержимостью клерка из офиса. В одержимости грубыми фразами ругал политику, женщин и грязный мир. Водил глазами, здесь его не ждал регламент, и поэтому он много говорил О бездарности, о значеньи кармы, о бестактности, о введеньи в драмы, О солдатах в казармах, о драках за правду, Давал контакты напротив сидящим, По утрам играл в ящик, Замолкал до утра невменяемый и вспоминал то былое отчаяние И по кому-то скучал, но чутка уже.
И все знакомые забыть могут, кто я такой, Неутешительные выводы писать врачи. Я молодой и каждый по-своему это понял. Каждый город за меня, давай кричи! Каждый голос за меня, давай кричи! Каждый, каждый, кто тут за меня – давай кричи! Мы с вами, мы с вами, только ты настройся и включи.