Этот город огромный любого делает злее, Сначала был безобидным, но теперь, когда я стал повзрослее, Все самому стало видно: у всех вокруг только корыстные цели, И человеческий разум здесь утонул в беспределе, Где пролетают безвозмездно недели И незаметно лишь оставляя морщины на теле. Весь мир ведь состоит из очень хрупких материй, И не сможешь обойтись ты без единой потери, Когда рискуешь ты часто. Это город опасный, Хоть и безумно прекрасный, Но заглянув в него поглубже, ты говно обнаружишь. Гораздо лучше его видеть снаружи. Я тут родился и вырос, знаю людей добродушных, Видел жару, видел холод и сырость, видел тех, Кто ради денег предавали даже крепкую дружбу. Но пока что не достроен до конца этот город, И может лет через сорок Три кольца просто рухнут от машин: больше пяти миллионов. Потом в метро на всех не хватит вагонов, Люди просто не доедут до родного района. А я все жду электричку на Вишнековском перроне, Пока какой-то пидорочек рассекает на Бугатти Вейроне, Но надо мной лишь только небо в закате, А у него только мечта о короне. И знаю точно одно, что от судьбы ни у кого нету брони.
Садовая в две стороны стоит по кругу, Тут день за днем одна и та же блуда. Оголтелые толпы разношерстного люда. Небо хмурое, время трудное. Всюду продажи, всюду купли, Тут единицей измерения служат рубли. Одни залили сливу, другие трут руки. Тут пахнет потом и парфюмом, но правды не пронюхать. Из года в год, день за днем одно и то же Корысть налипла на людей, как говно к подошвам. Тебе что в горло сунь, то и проглотишь. Тут говна поверх покроет позолотой, И уже не та моя столица борзая, Тут пятнадцать лямов рыл по лабиринтам ерзают, Тут вавилонских башен сотни понатыканных, Москва купеческая разбазарена барыгами. Мой город детства застыл на старых пленках. С годами помыслы чернеют, как вода в бонгах. Я так и шастаю, по пыльным улицам сутулюсь, но у меня нет ничего, кроме этих улиц. Покуда с жиру бесится общество избалованных, Я выжимаю свои каракули из бомона Под колокольный звон с воем сирен вперемешку. Поперек добра и зла Москва застряла между.