У нас тут кровь братская И слезы матерей на могилах генералов, Чью честь не оттереть с пьедесталов лжи прежде возложенной На содержание плети поставок плешивых крыс тыла И глаз устава, что гнал в паршивую сырость. Родина-мать продала сына-дауна по органам, Через формацию праздного, обрисовав ситуацию долгом. Рвы, швы и скамьи подсудимых для всех верных и честных. Непобедимая прежде стала шаткой и вялой, Сняла шапку, челом до земли опустившись в поклон. Её сестрицу-соседку интервенты долбят в дупло. Очерствелый уклон на покорность давит в темя раба, "Мор" и "ал": святое при мраморном свете выносят в гробах. В королях шантрапа принимает аббат и тут же снимается в дамки, Подорваны планки, приступ сходит на отступ. Битва за остров или рейх в третьем колене воссозданный. Во что верить павшему? Куда вести мост обезглавленных? Страх и надежда в общем сплетении сметённого духа и скепсиса, В лад бешеных темпов и лучших традиций народного эпоса, Правит прорезы на свет отнимая последнее. Мрачный эскиз преломленных лучей обращенный под бредни, Как шваль нагишом, без передника, в образе жертвы, Неумело играет невинный цветок по сюжету подельников. От абсурда сущего тянет запахом суицидных петель и купелью дьявола. Тошнота и чума от конкретики явного.