Она умерла этой осенью. От хрипа в груди. Почти в агонии. Костлявая секла ей волосы Клинком паршивым. Клинком бракованным. Она не желала растрачивать Дни жаркие. Минуты ветхие. Гудели заводы. Стирались прачечные, А она хотела успеть стать Кем-то, Хоть кем-то. Ей ставили диагноз: Пару месяцев. Связали руки. Веревкой строк. Пощечиной громоздкой и увесистой Ударили. Потом трясло. Шутили про глазницы впалые. Про белый рот. Про синий лик, Но для нее осталось главное: Не уставать их всех Любить. А Ей хотелось, чтоб били палками. Награждая своим же присутствием. И она, счастливая, плакала, От того, что умеет Ч-у-в-с-т-в-о-в-а-т-ь. Она не говорила про то, Как много Не успела сделать дел. Но каждый день, На её крыльце, Стояла ваза свежих цветов...
Белесые волосы. В дугу осанка. Улыбка изгибом кривого курсива. Ей где-то уже за третий десяток. А я в жизни не видела кого-то красивей. Она жила напротив. И знаете, совершенно не умела петь. Но что-то манящее, как наркотик, Было... в её... окне. Седая лампа. Журнальный столик и Блюз. И странный, на мой взгляд, её прикус. Наверное, это лучшее из искусств. Наверное, это её личная прихоть. Она ушла быстро и безропотно. Почти бесшумно. Без хлопот. Но до сих пор в окне напротив Я каждый день ищу её.
А она на облаке, ножки свесивши, Как обычно, поёт безтактно. Не доумевает счастливая и тешится: "Раньше ж без меня обходились как-то". "Раньше и взгляды ваши соседские - Камнем в мой огород. А теперь получайте последствие - Тёмное напротив окно."
Она умерла этой осенью. Внутри огнем от рака будто выжжено. Говорила, что бросит курить. Но Не бросила. Хотела жить, но не выжила.