В любом из нас сидит война! Не знаю чья в этом вина... И нам нельзя на ней, ребята, погибать!
Проснулись все кому спалось, На небе что-то взорвалось, Я распахнул свое окно и глянул вверх, И тут мне сзади говорят: «Ты посмотри, опять бомбят!» — А я в ответ: «Да это ж просто фейерверк!».
Кому ответ?! Кто говорил?! Ведь я один в квартире был! Живу у матери — давно, наверно, спит. Я обернулся, что за бред, Передо мной стоял мой дед, Мой дед, который в 45-м был убит.
Шинель, пилотка, ППШ, А я стоял едва дыша, И головой своей мотал, чтоб сон прогнать, Но дед не думал уходить, Он попросил воды испить, Потом сказал: «Присядем внук, к чему стоять!».
Напротив деда я сидел И словно в зеркало глядел, И дым махорки незнакомый мне вдыхал, А он курил и говорил, Про то где воевал, где был И как на Одере в него снаряд попал.
Тут его взгляд задумчив стал, И дед надолго замолчал, Потом вздохнул и произнес: «Скажи мне внук, Ты отчего же так живешь, Как будто свой башмак жуешь, Как будто жизнь для тебя сплошной недуг?!».
Я растерялся, но потом, Ему все вывалил гуртом: Что современный человек такая дрянь, Что я ишачу на козла, Что в людях совесть умерла, И что отмыться им не хватит в мире бань.
Я что-то там еще кричал, Но тут кулак на стол упал, Горящим страшным взглядом дед меня сверлил: «Тебе б со стороны взглянуть, Мой внук, на жизни твоей суть И ты б тогда совсем не так заговорил!
Ты был талантлив, всех любил, Но все в деньгах похоронил, Искал разгадку смысла жизни, а теперь?! Ты ищешь баб на стороне, забыл о сыне и жене, И между миром и тобой стальная дверь.
Неужто ради ваших склок, За хлеб и зрелища мешок, Мы погибали под огнем фашистских крыс, Эх, нету Гитлера на вас, Тогда б вы поняли за час, Всю ценность жизни, Ее прелесть, ее смысл!».
Уже рассвет входил в мой дом, И пели птицы за окном, Солдат исчез и я вдруг начал понимать: В любом из нас сидит война, Не знаю чья в этом вина И нам нельзя на ней, ребята, погибать! В любом из нас сидит война, Не знаю, чья в этом вина И нам нельзя на ней, ребята, погибать!