На стенах руны, на двери пентаграмма, лунный свет в полутьме мрачной гаммы, глухо загремел в углу монумент из хлама, возникли красные глаза на верхушке самой, случайно забредшая крыса переполнена страхом, нужна кровь, и он прибил ее ножом с размаха, капнул восемь капель в широкую медную чашу, взболтнул в руках, и зелье готово наше, выпил залпом, руки потёр перед открытой книгой в чёрном переплете, по кругу стал свечи двигать, глядя на куклу, стал негромко повторять про себя что-то на латыни, поднося иголку, и чью-то душу губя, чтобы она морщилась в муках, иголку за иголкой: Получай, сука, будешь знать, как вбивать обиду осколком, так будет со всеми, не умирай так быстро, постой-ка, мучайся, тварь, пока ломает заклятье души настройки.
Он давно принял свой одинокий мрачный пост, в темном глухом лесу, его мотив не так прост, и такой чёрный стиль магии присущ не многим, и не просто так, были тернисты дороги, дороги его тяжелой жизни, когда в поисках помощи обивал пороги, но считали убогим, не смотря на свои пороки, не слушали его, поучительно толкали монологи, отказав в мольбах под свои предлоги, где же были боги, когда так нужны, кому то изобилие даруя без особой нужды, а его лишили даже любимой жены, как тут не прогневаться на всех, не пожелать всем смерти, чтобы забыли про успех, чтоб унесли их черти, посадив на раскалённый вертел.