Я ронял на кровать морфином тебя И ты в моем театре на правах Мальвины. Теряй Этот убогий мир в красновато-милых тенях, Забывая фразы и слова, дави и ныряй.
И мы снова на сутки без чувств, На сутки без разума и молча, но ясно. И нам голос не нужен не чуть. Ты не говорила, чего хочешь, но я знал.
Мы закрывались от мира и жили, И прятали секреты под длинный рукав. Бледную кожу, избитые жилы, Всё удовольствие и вкус у невинных украв.
Наши глаза не теряли оттенок, Каждый день обретая всё больший азарт. Мы душой отрекались от тела, Зная, что давно уж нету пути назад нам.
Я ронял на кровать морфином тебя, Дешевую душу твою в руках бессильно трепля, Заставляя мнимый рай даримый принять, Забывая фразы и слова, дави и ныряй.
И мы снова на сутки без чувств, На сутки без разума и молча, но ясно. И нам голос не нужен не чуть. Ты не говорила, чего хочешь, но я знал.
И наши месяцы были на сто лет(?), Мы даже начали путать сюжеты, И я выкладывал ампулы жизни на столик, И ты не думая хватала, чтоб продлить всё это.
Наверно, из-за них ты и была со мной, И всё это вовсе не важно, и я вроде бы я купил Твою любовь. Мог бы сомневаться, Но я видел как ты плачешь, когда я приходил без них.
Последний месяц ты просто молчишь, Немо вопрошая, где твой сладкий раствор. И в груди кончился воздух почти.
Ты знаешь финал, но нажать бы на "стоп". И мы возьмем на себя слишком много. Чтобы остаться вместе и не иссякнуть, Сделаем всё пышно, громко, Введя ровно по 250 внутрь.