Ты говоришь, переходя на крик. Я погружаюсь полностью в себя. Я - Марианская впадина. Ты - торнадо, у которого пока нет названия. И ты то урчишь, как довольная рысь То воешь койотом, чья шкура вся в ссадинах.
Ты кричишь, что так вовсе нельзя!! Мандариновый сок в твоих венах вскипает. Мои пальцы по грифу скользят А ты плачешь как ива у самого края.
До диез. Это больше не До, но пока и до Ре надо ехать. И ехать. И ехать. А после лететь самолетом, едва не сдохнув в той очереди за билетом. Нет. Досиди до рассвета сперва. А потом уже будем решать, Что нам делать.
Парафиновый рай. В его свете горят миллионы онлайнов, в которых мы висли. Теперь и ФСБ уж не определят Что мы думали. Делали. Кеми мы были. Когда целая сеть стала меньше сто крат, Чем эта квартира пять на три и четыре (5х3.4)
Амплитуда эмоций — опасная вещь. Тут то минус сто два, то плюс сто девятнадцать. Но я не хочу нас с тобою беречь. И в тиски зажимать, жрать горстями лекарства Жаропонижающие. Энергосберегающий режим продлевает жизнь. Но не дает богатства.
А я — Цукерберг. Я Рокфеллер. Билл Гейтс. И просветлен, как не снилось и Кафке, Хотя у меня — лишь твоя фотка есть, Да и та, не в бумажнике, а на заставке. И я счастлив, что нет ничего однозначного плачьте, математики! Ведь даже в табаке может запрятаться грустный Табаки. (Как тот, что все время в твоем рюкзаке). А это лишь значит, что мы можем сами расставить все точки, кавычки, тире так, Чтобы вновь заплетаться руками. Так, чтобы вновь растворяться в себе.