С ним ужасно легко хохочется, говорится, пьется, дразнится; В нем мужчина не обретен еще; она смотрит ему в ресницы – Почти тигрица, обнимающая детеныша.
Он красивый, смешной, глаза у него фисташковые; Замолкает всегда внезапно, всегда лирически; Его хочется так, что даже слегка подташнивает; В пальцах колкое электричество.
Он немножко нездешний; взор у него сапфировый, Как у Уайльда в той сказке; высокопарна речь его; Его тянет снимать на пленку, фотографировать – Ну, бессмертить, увековечивать.
Он ничейный и всехний – эти зубами лязгают, Те на шее висят, не сдерживая рыдания. Она жжет в себе эту детскую, эту блядскуюжажду полного обладания, И ревнует – безосновательно, но отчаянно. Даже больше, осознавая свое бесправие.
Они вместе идут; окраина; одичание; Тишина, жаркий летний полдень, ворчанье гравия. Ей бы только идти с ним, слушать, как он грассирует, Наблюдать за ним, «вот я спрячусь – ты не найдешь меня»;
Она старше его и тоже почти красивая. Только безнадежная. Она что-то ему читает, чуть-чуть манерничая; Солнце мажет сгущенкой бликов два их овала. Она всхлипывает – прости, что-то перенервничала. Перестиховала.
Я ждала тебя, говорит, я знала же, как ты выглядишь, Как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба; У меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш, Я уж думала – все, не выношу, не судьба.
Зачинаю – а через месяц проснусь и вою – Изнутри хлещет будто черный горячий йод да смола. А вот тут, гляди, - родилось живое. Щурится. Улыбается. Узнает.
Он кивает; ему и грустно, и изнуряюще; Трется носом в ее плечо, обнимает, ластится. Он не любит ее, наверное, с января еще – Но томим виноватой нежностью старшеклассника.
Она скоро исчезнет; оба сошлись на данности тупика; «Я тебе случайная и чужая». Он проводит ее, поможет ей чемодан нести; Она стиснет его в объятиях, уезжая.
И какая-то проводница или уборщица, Посмотрев, как она застыла женою Лота – Остановится, тихо хмыкнет, устало сморщится – И до вечера будет маяться отчего-то.