Любой человек на качелях – маятник. Любой в темноте с фонарём – маяк. Застрявший в майке сколько ещё будет маяться? Всё что солёного в твоих слезах – моря.
Отсутствие букв – это проблема пробелов. Зачем ты, прочитав моё пустое письмо, оробела? Пела арабеска, изгоняя из своей клетки беса тишины. Проблескивало счастье человека в шинели. Ты в шали и смеёшься. Твоему детству не мешала жалость к уродству.
Я пишу твоему сердцу. Я помню твоё детство. Панический страх к медузам, слов дерзость. Ты удивишься, скажешь вот, дескать объявился тот, кто обратился в бегство,
обратившись бесом, обратившись к богу. Умирающий всегда, знаешь, тянется к живому. Дерево даже. И я пишу чернилами в адажио, которые суть солёная вода же!
Твой отец знал нашу шуткою детскую связь. Про стопки писем в комоде, про тот старый вяз. Мы думали, что всё пройдёт у тебя. Но в диалогах с ним я в красной краске на щеках вяз.
Фокстрот возрастов. И вот. Моим уходом к катастрофам двигала боязнь катастроф. Я пережил тревог страсть. Я любил. Рок. Его власть, сильнее всего Прости за мой плевок в нас.
Я сижу у окна. Смотрю как птицы сношаются в воздухе, чтоб их дети умели летать. Я верю только что космос – это лишь часть плоскости и хочу быть с тобой. Или тут или там.
Прости что много так меня в твоём письме. Желаю как моряк – девять футов под килем. Но прежде чем хамелеон пройдёт путь измен, годящийся тебе в отцы, эту душу покинет.