Под эти песни, сон – незаменимый маневр. Я менял интересы – ты меняла партнеров. Я выбирал между свободой и твоим контролем – выбрал алкоголь, чем быть опьяненным любовью. Я сам себя обманывать привык, Любовь живет три года – Фредерик – наша отжила впритык Я вешал на уши лапшу, ты на меня – ярлык. Чувства пьяны, больны, были от любви полны. Приличный вид преобразит в интеллигента, но алкоголя в крови больше, чем интеллекта. Заметь, за лето был я залит коньяком, был знаком с вином, и было знаком, что лечу вверх дном. Но об одном с одной разговор, увы, неинтересен. Тут столько лести, что нас покрыла плесень. Я в твоей памяти и в памяти у этих песен, но даже в пустом зале не найдется смежных кресел.
Можешь не писать – не пиши никогда, мы итак по разным городам. Можешь не молчать – не молчи, мы итак записали часы тишины.
Завожу немца – хотел семью. Захожу в сердце – там песни поют, но не такие, как мы пишем, где еле дышим, в которых вечно погибают герои в бою. А я по юности все перепробовал отравы: таблетки, граммы, коробы, пакеты, порох. Ты же, обратно, обходила стороною ворох, теперь ты рядом якобы, но на переднем правом. Я далеко не плотник, но избавился от кровли между теми же бумажными, что нас не грели взорами, что нами были недовольны, прослыв ревизорами, что спускали собак, как Кроули. Стали укромными: съемными квартирами счастье не сколотили мы, фужерами налитыми горе мы не залили. Но в пятом номере не дай мне бог сойти с ума. Малая морская, двадцать четыре, у залива.
Можешь не писать – не пиши никогда, мы итак по разным городам. Можешь не молчать – не молчи, мы итак записали часы тишины.
Шутом для зала я прослыл, но здесь не тот мотив. Тут ищу смысл, не видя пока перспектив. Трудно найти ответ, хотя, по сути, он один: не копошиться в прошлом. Но мы-то не хотим. Все в моих руках, ведь удержать ни капли не хочу. Хоть верил, оказалось, обещания – чушь. Цена поступков велика, как в кризис на товары, но без тебя больнее, чем ножом в спину удары. Пытался улыбаться людям, но остался честным, прятал тоску за барной стойкой заведений местных, потом на красный гнал к тебе, но все попытки тщетны. Порой нутро пропитано явно паршивым чем-то. Я долго рылся в голове – навел лишь беспорядок, пока к фальшивым маскам примеряла ты наряды. Тебе на радость нарыдал десятки песен в ряд, где каждый кадр взят, конец этой драмы снят.
Можешь не писать – не пиши никогда, мы итак по разным городам. Можешь не молчать – не молчи, мы итак записали часы тишины.