я всю жизнь готов посвятить одной этой женщине, девочке, девушке. с ее каблуками высокими на носочках стойко так носом в мою шею терлась. целовала губами такими бантиком и такими розовато спелыми. самый сладкий вкус. тогда я попробовал самый сладкий вкус осени, зимы и лета. ее весну в волосах и руках худых и нежных. прости меня твоя невинность, я стыну в заморозках, во всем на свете повинный с крестом в 60 кг на шее могильном. я уже ничего не знаю, где в полях выжжены наши сердца дырами. сырыми погребами запрятаны чувства. в перегарах утаивая друг друга грусти, в обнимку. спасибо этой картинной нелепости в ковриках с линолеумом новыми нашими с тобой по выбору обоями. расставим всю мебель в новой квартире, как нам велит наша прихоть, мы челядь. нам похуй, радуемся друг другу, интровертами. гладя руки так долго и с упоением мы в памяти вспоминаем осколками сладости, гении. я прыгаю с обрыва прямиком в твое сердце, лианами цепляясь за парапеты твоей нежности, скверности и дурости. мы ругаемся и бьем банально посуду, переставай. давай лучше будущем детям купим игрушек. вытри с лица эту стужу уже, надень самые лучшие кружева. мир дохнет и задыхается от твоей красоты. не как на картинах, не мона лиза. она сильнее всех этих полотен и фантазий художников, моне, да винчи, дали да их красота уже горит, видя твою, все эти бабы блекнут. весь мир тухнет, в своей перед ног твоих ненужностью. эгида крепкого сердца кидает к твоим ногам всего мира тесность. безумно так я обнимаю тебя, себе в руки сажая. лицо целую, с удручающим взглядом. тело все твое в моих поцелуях памятью, моих рук нежности на твоем лице, на твоем теле памятью и воспоминаниями. мы как елочные игрушки, только уже не так светимся и разбиться можем легче пьяных смертности.