Исходил я все дороги, и средь горных круч, на скалах, ласточку искал повсюду, ведь молву о ней слыхал я: как печальна ее песня, взмах крыла в полете верен, как тверда в пути по небу, как в любви самозабвенна.
Вот идут тропою трое, напевая беззаботно; смерть несут они с собою, но пленен полетом голубь. Ах, в небесной вольной выси, птичка, кто тебя окликнет? Ах, в небесной вольной выси, птичка, кто тебя окликнет?
Ласточку под крышей старой встретил я. Она не пела, и затем лишь не рыдала, что платок мой пожалела.
В голубка она влюбилась в летний вечер, в вечер светлый. Споро гнездышко их вилось, и ложилась к ветке ветка.
Вот идут тропою трое, напевая беззаботно; смерть несут они с собою, но пленен полетом голубь. Ах, в небесной вольной выси, птичка, кто тебя окликнет? Ах, в небесной вольной выси, птичка, кто тебя окликнет?
По тропе поднялись трое со своим свинцовым грузом. Песню пел влюбленный голубь дорогой своей подруге.
Грянул выстрел – и опали обессиленные крылья. Только ласточка осталась петь о горе неизбывном.
Вот идут тропою трое, напевая беззаботно; смерть несут они с собою, но пленен полетом голубь. Ах, в небесной вольной выси, птичка, кто тебя окликнет? Ах, в небесной вольной выси, птичка, кто тебя окликнет?