Она просто не пела, потому что не знала, о чём. У неё было слово, но это бывает у всех. Она плакала: «Вам моих слёз не видать нипочём», И смеялась – но просто никто не слыхал её смех. Кто придумал садистскую фразу, что жизнь – это боль? Научилась решать все проблемы – и незачем петь. Закрывала глаза, говоря: «Я хочу быть с тобой». Закрывала глаза, чтобы в глаза не смотреть. Закрывала глаза, чтобы не выпускать пустоту. Восклицала «Я сделаю!» – и вопрошала «Зачем? Зачем?», Подходила к окну, как подходят к раскрытому рту, Целовала взасос, уходила на поиски тем. Закрывала глаза, занимая чужие места, Но, вернувшись в свою тесноту, не могла их открыть. По чужому играла, как пьесу играют с листа, Но обрывки своих глупых нот не хотела забыть. Разучилась писать о себе – потому что о чём? Разучилась писать о других – потому что нет слов. Разучилась ходить, позабыв, как кричится «Идём!» Разучилась быть малой пичугой, увидев орлов. Закрывала глаза, чтоб не видеть наполненный зал. Обрывалась с полноты, когда вызывали на бис. Вспоминала, в какой же момент кто-то сказал: «Ты достигла всего, что могла – а теперь вниз…» Тихо плакала, где-то услышав красивый аккорд, Одинаково злилась на тех, кто ушёл, и кто встал, И часами смотрела в окно, словно господу в рот. Бог всё знал, он уже говорил ей – он просто устал…