Не надейся. Я прячусь дома четвёртый день, Сквозь замки и ловушки тебе не пройти, не думай. Не стучись в мои окна — не выгляну, просто лень, Просто лень и немного страшно, и, знаешь, суммы,
О которых тебе сказали — сплошная ложь, Я не стою таких усилий: ни кровь, ни шкура. Ни отцовские стрелы, ни материн острый нож, Ни прабабкины копья, ни дедова пуля-дура
Не помогут в осаде. Неделю идут дожди, Жижа плещет за воротник и под сапогами. Ты изрядно продрог. Я не сдамся тебе, не жди, Мне тепло и уютно за всеми семью замками.
Мне тепло и уютно, и мягко шкворчит камин, И вовнутрь этих стен никогда не войти убийце. Я смотрю на тебя в окошко. Ты там один. Ты замерзший и жалкий, почти невозможно злиться.
Ты замёрзший и жалкий, и дико хорош собой: Эти родинки на щеке и глаза героя... Осаждать меня с боем? Бессмысленно. К чёрту бой. Приходи по любви — и тогда я тебе открою.
***
Не нужно меня жалеть и идти спасать — Будь так же далёк и будь как всегда спокоен. Моё поле боя — это моя кровать, И пусть в этом поле, конечно, один не воин, Я равно умею сдаваться и побеждать.
Я равно умею брать штурмом и на измор, Трёхлетней осадой и так, на копьё, с наскока... Равнинные замки и крепости между гор: Мне всюду так изнурительно одиноко, Что все они будут лучше, когда костёр.
И все они будут. Только пора признать, Что кем бы я ни казалась тебе порою, Не надо меня жалеть и идти спасать. Спасай себя сам. Мои катапульты — к бою!