Пустые не плачут, но сильно страдают, Не верите мне - так поверьте другим, В углу под забором, послышится шёпот, Из сиплого горла: «Не зря мы едим…
Нам голос сказал, что отпустит печали, От дырки к утру лишь останется шов!" Вот только, похоже, пустому солгали, Зудящая рана - проклятье веков.
Она говорит, что нам вырвали душу, Заставив при этом на что-то пойти, А тело при этом оставили сдуру, Раз так уж считают - придётся идти.
На пойски полностью лживого счастья, Которое было когда-то внутри, Теперь же не станет и часа ненастья, Тепло и надежду забрали они.
И губы не сложатся больше улыбкой, Что может и правда могла обогреть, Встречая без чувств мир сегодня прекрасный, Приходится холодно, скорбно смотреть.
На солнечный диск, что мы раньше хвалили, На воду, дома, на еду и песок, Нас раньше заботливо образы грели, Сейчас же продляют страдания срок.
И первая стадия - страхи без боли, Когда бы ты смог без надежды сгореть, Но я то иной, говорю сам «Запомни! Всё худшее было - падать духом не сметь!»
И в ужасе жрал я таких же, подобных, В конце-то концов не хочу умирать, Но пробовать жить в этом мире бездомных, Я тоже не стал - меня можно понять.
Пускай меня люди со страхом отвергли, В эмоциях ярких и по виду их лиц Я чётко узнал, и сказал сам «Запомни! Они не хотели под боком убийц!
А кто мы для них, если живы осколки, Что пляшут вокруг, не двая уснуть, И шепчут: «Запомни, запомни, запомни!» Таков у отвергнутых в терниях путь!»
Зияя всё больше, сожрав сантиметры, Мне рана намёком давала понять, Что надо пытаться прорваться из клетки, И стать человеком, собравшись опять.
Я плакал от смеха, умирая от боли, От спазмов, которых так и желал, Исполнить смертников любиные роли, Улечься под поезд и попасть под обвал.
Но частью души, что запомнила много, В уме верещавшей почём только зря, Теперь же смогла лишь смиренно, безмолвно, Посланье отдать: «Я теперь умерла»
Вот это безумный-то ум шевельнуло, Как рухнул последний, некрепкий оплот, Желанье спастись от безликого ткнуло, Заставило драться безжалостней, чёрт…
Не помню безумия, даже порывы, Метало по миру годов почти сто, Когда всё закончилось - слёг от обиды, Мне ярости чинство ничего не дало.
И прошлая жизнь уж почти позабылась, И шире в груди от несчастья дыра, С косой возжеланная так не явилась, Оставив меня лишь хворать до утра.
Людьми позабытый, но не болью обмана, Я руку просунул сквозь дурное клеймо, Пускай там болит, без эмоций мне правда, Теперь уже как-то, на боль всё равно.