Я когда-то умру - мы когда-то всегда умираем, как бы так угадать, чтоб не сам , чтобы в спину ножом: убиенных щадят, отпевают и балуют раем, не скажу про живых, а покойников мы бережем.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок, и ударит душа на ворованных клячах в галоп. В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок. Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Прискакали - гляжу пред очами не райское что-то: неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел. И среди ничего возвышались литые ворота, и огромный этап - тысяч пять на коленях сидел.
Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом, да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел. Седовласый старик что-то долго возился с засовом и кряхтел и ворчал, и не смог отворить и ушел.
И измученный люд не издал ни единого стона, лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел. Здесь малина, братва, нас встречают малиновым звоном! Все вернулось на круг и распятый над кругом висел.
Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых: это Петр Святой - он апостол, а я - остолоп. Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженных яблок. жаль сады сторожат и стреляют я без промаха в лоб.
Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ? Мне ,чтоб были друзья, да жена , чтобы пала на гроб. Ну ,а я уж для них украду бледно-розовых яблок. Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Седовласый старик,он на стражу кричал,комиссарил. Прибежали с ключом и затеяли вновь отворять: кто-то ржавым болтом, поднатужась, об рельсу ударил и как ринутся все в распрекрасную ту благодать!
В онемевших руках свечи плавились, как в канделябрах, А тем временем я снова поднял лошадок в галоп. Я набрал, я натряс этих самых бессемечных яблок — И за это меня застрелили без промаха в лоб.
И погнал я коней прочь от мест этих гнилых и зяблых, кони просят овсу, но и я закусил удила. Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок я тебе привезу: ты меня и из рая ждала!