Да, ты сидишь на стуле под огромным абажуром с бахромой. Ну ладно, может, не огромным, но большим точно. В полуголом виде. Да. Я вижу это. Еще я вижу клубы бесконечного дыма. Да, это уже пятая сигарета. Наверное, звучит по-идиотски все это, но вам бы точно не понравилось быть на том самом месте, сидеть на том самом стуле. В полуголом виде. Точно.
Ты улыбаешься искренней и потрясающей улыбкой, да - я вижу это. Но твой голос дрожит. Да, ты говоришь что-то. Произносишь речь буквально, такой длинный монолог. С улыбкой на губах. Но в глазах стоят слезы. Да, это все мы видим. Это все происходит под этой огромной лампой, в три часа утра. Да, говорят, что в четыре надо уже спать, иначе все пойдет не так.
Хочется верить, что все идет не так только потому, что надо было все это время ложиться и засыпать до четырех часов утра. Хочется верить. Безумно.
Мы разрисовывали кожу на наших телах шариковой ручкой. Да, это где-то в голове застыло и не превратилось в правду. В тысячный раз. Кажется, что я живу гораздо дольше, чем на самом деле. Откуда-то всплывает это местоимение. Я.
Можно было раскрасить листы бумаги еле теплым грогом. В этот полуосенний вечер. Этой глухой зимней ночью. Этим прекрасным весенним утром. Раскрасить лист бумаги чаем. Чаем, который согревал бы наши ладони. Ваши пальцы разложены по карманам.
***
Критический момент настал. Мы все слышим этот стук. Мне хочется верить, что у меня несколько сердец. И с каждой несбывшейся мечтой каждое из них разбивается. Ведь если у меня лишь одно сердце, как я могу до до-сих-пор-дышать.. Как-я-могу-до-сих-пор-дышать.