Как в церковь идёт помешавшийся верующий, как в скит удаляется, строг и прост, — так я в вечерней сереющей мерещи вхожу, смиренный, на Бру́клинский мост. Как в город в сломанный прёт победитель на пушках — жерлом жирафу под рост — так, пьяный славой, так жить в аппетите, влезаю, гордый, на Бруклинский мост. Как глупый художник в мадонну музея вонзает глаз свой, влюблён и остр, так я, с поднебесья, в звёзды усеян, смотрю на Нью-Йорк сквозь Бруклинский мост. Нью-Йорк до вечера тяжек и душен, забыл, что тяжко ему и высо́ко, и только одни домовьи души встают в прозрачном свечении о́кон. Я горд вот этой стальною милей, живьём в ней мои видения встали — борьба за конструкции вместо стилей, расчёт суровый гаек и стали. Если придёт окончание света — планету хаос разделает в лоск, и только один останется этот над пылью гибели вздыбленный мост. Напомнит машину ребро вот это — сообразите, хватит рук ли, чтоб, став стальной ногой на Манге́тен, к себе за губу притягивать Бру́клин?