-- Мир такой большой и неизведанный. Знаешь, иногда я так ясно ощущаю, что могу все-все сделать. -- Поэтому ты решила стать физиком? А ты ведь так классно рисуешь! -- Мне всегда хотелось делать что-то на изнанке мира, понимаешь? Как будто мир это холст, а я рисую с обратной стороны, краска такая едкая что медленно начинает проедать фактуру и фигуры начинают принимать другие акценты, тени плывут как на закате, где-то в теплых странах… Два подростка шли вдоль длинной аллеи, на ветках еще не показались почки, но в свежем, морозном воздухе уже ощущалась дерзкая и капризная, как проснувшийся ребенок, весна. --Но это можно передать и через картины. А так куча математики, огромное количество всяких формул, значков которые непонятно где хранить и куда девать. Ты уверена что оно тебе надо? Девушка остановилась, внимательно заглянула в глаза своему собеседнику и задумчиво улыбнулась. -- Нет, ты не понимаешь. Вы все уверенны что есть жизнь, а есть фантазия. В жизни вы ходите за хлебом, лечите детей, читаете анекдоты, а фантазируете о полетах на луну, пишете об этом стихи и рисуете огромные пиры. Но кто провел для вас эту грань? Неужели вы никогда не хотели прогрызть ее? Что формулы, что ноты, что сложные оттенки, это все разные языки. И на каждом из них можно все перевернуть с ног на голову и обратно. Но вы все стали такие ленивые, что пока вас мордой не ткнешь в чудо - вы будете утверждать что все так как оно есть из за точки, которую расперло в свое время, не пытаясь проникнуть за пределы. Поэтому я поняла что мне нужен самый действенный язык. Чтобы показать это, раз и навсегда! Надо иметь смелость предстать перед неизвестностью! Каждый должен открыть для себя пустоту, чтобы понять насколько полон он сам! Под конец монолога она так взволновалась что на ее лбу показались очень маленькие капельки пота, а щеки порозовели. Она даже не заметила как увеличила шаг, и ее собеседник, явно пораженный такой тирадой, едва за ней поспевал. --Понятно. Какое-то время они шли молча. Он уже не чувствовал себя таким нужным, и даже немного завидовал таким масштабам. А она понимала что явно сболтнула лишнего и никак не могла придумать как вернуть беседу в прежнее легкое и ничего не обязующие русло. День сворачивал к вечеру, а часовая стрелка подгоняла холодный ветерок с колючими остатками зимы. Они присели на лавочку. Зажегся фонарь. Он достал из рюкзака шкатулку и подал ей. Она удивленно и подчеркнуто аккуратно взяла ее и медленно открыла. На бархатной поверхности лежало увеличительное стекло. --Попробуй. Она посмотрела на просвет на фонарь и в этом маленьком кружке мир вдруг превратился в калейдоскоп! Окна окрестных домов вставали на место кустов, а кусты на место антенн. В один миг мир потерял всякий смысл и приобрел сотню новых, других, волнительных, парадоксальных и чем-то безумно знакомых. Куда бы она не смотрела все переворачивалось, крутилось и танцевало в бешеной кадрили. Но когда она навела лупу на его лицо ничего не поменялось - и нос, и глаза, и рот - все осталось на том же месте. --Ты можешь показать людям совсем другой мир, но как бы ты ни старалась, главное - всегда останется неизменным. Вдруг все покрылось пеленой и стал слышен какой-то шорох. --Вставай! Сегодня последний день подачи документов, помнишь? --Да. Я решила. --Физ-фак? Девушка смотрела куда-то в даль. --Нет, пищевой.