в Йошкар-Оле я встретил Маньку. мы долго пили кока-колу с тремя частями дистиллята. мы куролесили в обнимку, и нас в омнибус не пускали пугливые йошкаролинцы. я разодрал на пузе майку, мне это было по приколу, но Маньке стало херовато, и я совсем забыл про Нинку, мы тщетно туалет искали, и день закончился в милиции.
нас посадили в обезьянник, нам обещали уголовку, впаяли административку. мы на ступенях гастронома опохмелялись из чекушки, покинув утром заведенье. жевали заскорузлый пряник. и сыр, похожий на бечевку. и шанс, похожий на наживку. я лет пятнадцать не был дома. я был красив, почти как Пушкин. а Манька — просто загляденье.
мы целовались в подворотне, там было грязно и уютно, потом валялись на лужайке. нас поливали водометы водой невкусною и ржавой, мы пахли мятой и цветами. я в день имел четыре сотни: в Йошкар-Оле не многолюдно, но чем не рай для попрошайки. а если сыпались банкноты, любовь была такой шершавой с моей подругой под мостами.
мы унеслись на спиртовозе, когда пришла пора прощаться с Йошкар-Олой и двигать к югу, клевать на новую приманку; в пустой цистерне было тесно, но успокаивала качка. теперь зима и тоси-боси, нам очень весело общаться и, препарируя науку, я часто думаю про Маньку и удивляюсь: как чудесна бывает белая горячка.