Если сердце не пустует, то больно очень. Тогда музыка летует до самой ночи. Душу словно четвертуют и рвут на клочья, А та итак ведь держится на скотче.
В лужу вязкую угодил мой фрегат. Ты убиваешь себя напрасно. Пусть говорят. Для других это – яд, Для меня – лекарство, Чтобы на время потеряться в пространстве. В руках стакан. Сигаретный дым, балкон. Этому никак не забрать меня целиком, Но сейчас не такой я, расколотый на части. Так что теперь спокойно «разделяй и властвуй» Ну, здравствуй, хмурое утро, грубая дура, Орущая, что ей в окно залетел мой окурок. Нулевой уровень желаний о чем либо думать. Сотни стихов амурных, ставших макулатурой. И я рискую так скатиться к самому дну. И не могу сказать, что меня это как-то волнует. Просто возьму и отправлю сердце тебе по почте, То, что, между прочим, держится только на скотче.
Если сердце не пустует, то больно очень. Тогда музыка летует до самой ночи. Душу словно четвертуют и рвут на клочья, А та итак ведь держится на скотче.
Темно. Куришь в окно - есть причина, Чтобы на дно. Некому тут лечить нас. Не то. Сказки закончились в один миг. Темно, слишком темно, чтобы парить. Выходит так просто бояться уснуть одному. И ты ищешь лекарство, чтобы не пререкаться И не спать. Только не спать, ведь к утру Спальня покажется темным холодным карцером. Мой маяк, лёд-стакан, что от меня осталось? Я слишком пьян, чтобы чувствовать усталость. Забрать с собой на дно мысль про большую и светлую. И только дым крепких сигарет за мной последует. Выходит так просто забыть про океан в глазах. Целый мир расколот и собрать обратно никак. Намекай. Температура за бортом нулевая, А пожар внутри микстурами заливаю.
Если сердце не пустует, то больно очень. Тогда музыка летует до самой ночи. Душу словно четвертуют и рвут на клочья, А та итак ведь держится на скотче.
На скотче, на этом электронном почерке. Все снова и заново, но по-прежнему крайне беспочвенно. Внутри обида, в кухне стаканы закончились чистые - Груда бесчисленна, но я из горла могу. Гора окурков, но мне опять-таки пора на кухню. Рано тухнуть, хоть из-за стихов все больше раны пухнут. Минаев "Духless" тут не силлюстрирует всю блять картину внутри меня И вокруг. Все книги врут. Я – полуживой, полутруп. Вижу его по утру. Обездвижен я, и теперь мой маршрут - это кухня, Где на столе стоит ирландский друг - Тот самый скотч. И обратно прочь за ноутбук, А там одни пробелы, и лезь хоть вон из кожи. Бутылка опустела, я из солидарности тоже Такой же стал. Слишком долго был кретином полным, А теперь - привет тебе, пустота
Если сердце не пустует, то больно очень. Тогда музыка летует до самой ночи. Душу словно четвертуют и рвут на клочья, А та итак ведь держится на скотче.