Жили двое: воин и принцесса, острый меч и нежная заря, грохот боя, тихий шелест леса, льдистый ветер, бризы на морях. Воин приходил домой усталый, вешал меч в старинный тёмный шкаф и сгибался, каменный и алый, талию принцессину обняв...
А наутро, чуть забрезжит светом в серые, как лезвие, глаза, - уходил в немеркнущее лето, руку её лентой повязав. Бился долго, праведно, жестоко, не на жизнь, а на смерть - и домой возвращался снова сквозь осоку, окровавленный, сердитый, но живой.
Так и жили. День за днём катился, в мелочах сильней являлась суть: воин всё отчаяннее бился, а принцесса не могла уснуть. И когда вернулся без повязки, с голым расцарапанным плечом, то спросила с тихою опаской: \"Боем бой, но я-то здесь причём?..\"
Ничего сначала не ответив, к крепкой он прижал её груди. А потом промолвил: \"Вражьих этих перебил я, только погоди. Я теперь не просто грозный воин - целому десятку господин. Я теперь любви твоей достоин больше, чем...\" - запнулся - \"...до седин\".
И, вглядевшись в меч его, принцесса удивлённо брови подняла: \"В тёмной тишине ночного леса, в золоте любимого эфеса не видала я, как сделалась бела. Ленту новую сплету тебе на плечи, косу выкрашу я в утренних лучах. Только береги себя на сече, не бросайся в битву сгоряча\".
Жили двое: воин и принцесса, острый меч и нежная заря, грохот боя, тихий шелест леса, льдистый ветер, бризы на морях. Оба молчаливы, хоть и юны, оба с тяжким взором мудрых глаз, у обоих головы как луны в самый горький предрассветный час