Я иду по раковым баракам. Болезни, вонь, гниение. Трупам нет числа. Здесь рвота медсестёр смешалась с трупным смрадом. И снова я в халате у стола. Вот здесь гниют умершие от рака – Мужчины, женщины кишат червями всех мастей, Разбиты рёбра, лоб надвскрыт. Крестины Нагих новораздавленных детей.
Гной, слизь, кровь и нечистоты Ускоряют приступ рвоты.
Я иду, залитый кровью с экссудатом Вдоль по проходам, слыша летанию мук. Летят в глаза, рвут кожу в жажде свежей крови – Спасенья нет от трупных мух. И всё, что было телесностью и слизью, Наверченной на вертелы костей, Лежит бесформенно в реакциях распада. Без боли, без желаний и страстей.
Я повелеваю смрадом, Воспалением и распадом.
В кровокромешной тьме и веселящем газе Смердит в микробах на столе Раздутый труп. Иду к нему в экстазе: «Как доктору откройся мне!»
Я вскрыл утробу. Сквозь кожные покровы Ферменты потекли как воск. Убрал гортань, а там саркома, Хотела увернуться в мозг. И протолкнул её в брюшную полость, Где черви, мокро и тепло. Отстойник смрада лопнул. И по стенам Месиво кишечное текло.
Бог отвернул свой лик И не слышит крик Заживо тлеющих. Молят они Творца О месте в небесах, Стоя в своих гробах. Я из последних сил Занят рытьём могил Тем, кто безвозвратно сгнил. Вы все одарены – Мною очищены, В вас нет инфекции.
Обрубки – в гроб. Как массовые роды: Где ляжка, где рука, где клок волос. А вот в грязи совокупляются уроды. И у него – в неё – оторвалось. Три кубка влаги: мозг, кишки, мошонка. Не разберёшь, где Бог, где сатана. Рождение – жизнь в болезнях и гниении: Мразь от мрази.