Ночь затягивает маленькие мерцающие огоньки все глубже и глубже в бездну под названием небо. Помнишь, ты говорила, что звездная россыпь на ночном небосводе - лишь красивая иллюзия, за которой прячется абсолютная пустота и темень? Я вдруг понял, что также можно описать мою душу: покалеченный поэт, кости положивший под свои строки, а за ними… ничего. Ты имела обыкновение говорить невероятные вещи под алкоголем: ты говорила, что прекрасному суждено гибнуть, чтобы стать еще лучше, чтобы ярче светить и ослеплять, говорила, что истина в вине дешевом, без фальши и с похмельем по утрам, потому что это похоже на жизнь. И сейчас, стоя на краю своей памяти, я чувствую, как меня затягивает в небесную высь, как мое тело становится легким, и мы взлетаем с тобой, с твоим призраком рядом, прорезая серую пелену обыденности, открывая там… себя? Ты говорила, что книги спасают, но даже там от тебя нет спасенья; я зову тебя Гретой под насмешливый хохот Гейне и скулю о тебе, как о Руфи, подыхая старой псиной в холоде и голоде с одной лишь печатной машинкой, пока ты в тепле и уюте засыпаешь с кем-то рядом. Просто наши миры не соприкасаются: у тебя под рукой дорогое вино, у меня лишь дешевое пойло и сигареты, а рядом конверт без марки и подписи, который я опять отправлю в пустоту, отпуская листки бумаги в свободный полет. Мое письмо застрянет в созвездии Ориона, и это будет домом для моих недосказанных чувств, а ближе к утру ты, может быть, вспомнишь… Но я уже улечу.