Ф.М.Достоевский \"Идиот\" Монолог князя Мышкина о ценности времени
Я вам лучше расскажу про мою встречу одну с человеком. Этот человек был раз взведен раз, вместе с другими, на эшафот, и ему был прочитан приговор смертной казни расстрелянием, за политическое преступление. Минут через двадцать было прочтено помилование и назначена другая степень наказания; но, в промежутке между двумя этими приговорами, он прожил под несомненным убеждением, что через несколько минут он умрет. Он помнил всё с такой необыкновенною ясностью и говорил, что никогда ничего не забудет из этих минут. Шагах в двадцати от эшафота, были врыты три столба, потому что преступников было несколько человек. И троих первых повели к столбам, их привязали, потом надели колпаки, белые колпаки чтобы не видно было ружей; и против каждого столба выстроились солдаты. А мой знакомый был восьмым по очереди, и выходило, что ему остается жить минут пять, не больше. Он говорил, что эти пять минут казались ему бесконечным сроком, огромным богатством; он говорил, что в эти пять минут ,ему казалось, что он столько жизней проживет, что сейчас ещё как-то странно думать о последнем мгновении, и он еще разные распоряжения сделал: он положил минуты две, чтобы простится с товарищами, потом еще положил минуты две, чтобы подумать в последний раз про самого себя, а потом, чтобы в последний раз поглядеть вокруг. Он помнил, что прощаясь с товарищами, он одному из них задал посторонний вопрос и почему-то очень заинтересовался ответом. А потом, настали те две минуты, последние, которые он положил, чтобы думать про себя; он всё думал: Ну как? Ну как же так? Вот, сейчас же он есть, он живёт сейчас , а через три минуты будет уже нечто, кто-то или что-то, — так кто же? где же? Он всё это хотел в эти две минуты решить! А невдалеке была церковь, и купол светился, крыша очень светилась на ярком солнце. Он помнил, что ужасно упорно смотрел на эту крышу и на лучи от неё исходившие; он глаз не мог оторвать от этих от лучей; ему казалось, что вот эти лучи его новая природа, что он через несколько минут как-нибудь сольется с ними... И вот эта неизвестность и отвращение от этого нового, которое будет и сейчас, оно, которое наступит, были ужасны; но он говорил, что страшнее всего, тяжелее для него в эту минуту, была мысль беспрерывная: «Что, если бы не умирать! А ,что, если бы воротить жизнь, — какая бесконечность! И всё это было бы его! Всё это было бы мое! Я бы конечно каждую минуту бы в целый век превратил, я бы ничего не потерял, я каждую минуту бы счетом отсчитывал, ничего бы даром не истратил!». И он говорил, что эта мысль до того у него в такую в такую злобу переродилась, что он уже хотел, чтобы его поскорее расстреляли.