ртутное небо плавится во ладони, рощи ореховые тлеют огнём утра; поверх промокших мхов дева стонет и под ногтями её обожженная громом кора. катятся слёзы елейные по мёду кожи, локоны смольные вплели в себя колоски... поля из зерна перегнили, гниют мороши, исклеванные чёрными птицами до крови. она воскидает плечи, ломает шею, кричит в чад небес, будто горлица на углях.
- скотий ты боже, к тебе молвить смею, слышь меня, мудрый, юную во цепях... когда заберешь ты себе эту змЕю, ползущую на спине, сеющую на темя лишь прах? чёрные ночи, а дни же чернее мглистых, тучи одни да гроза мочит наш очаг. ты, старый идол, носишь кресты из истин. видишь ты сам - переполнен могильный овраг.
чёрные головы кур в её тонких руцях, желчная кровь и разинутый желтый клюв догорают в лучинах охровых, куцых, испуская во влажный ветер вонь сотни моров. на свинцовых ступнях затанцуют тёмные волхвы, молвят голосом-шепотом, ломая сосновый бор.
- по черненной земи пронеслись моровые волки. и я видел дым, что как тень от перуньих костров застилала твой свет, убирала руками слёзы. сколько раз ты копала ямы своей крови? уходи же ты прочь, беги до сухой берёзы, никогда не смотри назад и не моли.
Велес тихо ступит на мох под её руками, упираясь костистой палицей в гниль земли. сморит в жижу крови её же глазами, укрывает её белый лоб от чадной стыли, и она поднимается, гнет деревянные ноги, и боится сказать старику в черноте тряпья, что ей некуда деться, заколочены все пороги, что под тёплым зерном похоронена вся семья. но молчит. обвязав себе горло стальною ниткой, расправляя плечи, убирая вьюнки из волос.
небо плавится ей на щеки рассветной пыткой, идол гонит её подальше стаями из стрекоз.