Рассек себе брюхо. Бегущий ползком, через камни и грунт. Оголтелый ублюдок. Наши тела найдут, по-утру. Но пока об этом думать слишком рано. Я сплю на одежде мешковатой. Где-то на чужом вокзале. Рядом проходишь ты. Потом окажется, что мне показалось. Из этого города не уезжают навечно. И наши боли меня не покидают. Мгновения. Еще пара секунд и ты сорвешься. В непристойно далекую вечность. А в прекрасном, далеко, не все так прекрасно. Я добавил бы красок, но пуст на холсте пейзаж. Перебирал для тебя все кисти я. Трепетно. Пока не набрел руками, в темноте, на твои. И это все, что мы, с тобой, сохраним. Однажды, и над нашим городом выглянет солнце. Выйдут все волки из шкур человечьих. Из инсомния вытянет социум. Ведь этот дождь не может идти вечно.
И самое страшное. Что во всем виновен я сам. Своей же катамой срубил, на корню, срубил наш Бонсай. Это какой-то обоюдный садизм. Что одобрил бы только Де Сад. Наверное, я правда болен. Как же в здравом сознании я бы смог это сделать, с тобою. И причинить непростительно много. Непростительной мерзкой боли. Этот холодный расчет. И холодный разум. Когда сердце распадается миллиардами капилляров. Когда приходится быть далеко. Хотя, всем естеством, хочется рядом. И я сбегаю из нашего города. Чтобы вода смыла мою маску эгоиста и мрази. И я умоляю тебя. Потерпи. Только не наделай ошибок. Что еще, если эта не паршивая. Рваная боль. Скажет нам, что мы еще живы. Я возвращаюсь в наш промозглый. Серый. Град городов. Нам уже не понять парадокс. Как разорвавшись на части. Сможем зашить себя вместе навеки веков. Хлопаю глазами. Бездумно. Как какой-то комический робот. Пересаживаюсь с поезда на поезд. Скорее. И вот я уже практически дома. Осталась последняя ночь. В этом холодном мотеле.