обреченные, стали чайками доведенными до отчаянья но даже они рано или поздно когда-нибудь возвращаются
а ты... умела рисовать картины кровью моих венозных путей вылепить статую будто из глины не замечая потерь молясь на людей, встречая богов в метро под звуки шумящих составов стучащих в ритме как старенький метроном это всё, что нам осталось это всё, что нам оставалось мы ходили по лезвию стен в субботу я хотел дышать, ты так старалась помочь мне найти работу и в итоге мы, будто кабели, под напряжением перегорели и всё. просто сожрали друг друга убивая здоровье и это так мило что ты всё ещё ходишь налево и помнишь мой номер.
всё милое и доброе рано или поздно скатится в ад я так хотел тебя зарисовать точнее твоё ко мне отношение, но оно менялось так быстро и стремительно как я, тонущий с камнем на шее в этом омуте чувств что казался вначале милой речушкой а потом оказался вонючим болотом и я словно лечу сам себе свою голову херов лекарь, мечтания и напутствия воспоминания что было бы этим летом не будь мы так глупы и молоды чтобы отрофировать чувства и остаться навек калекой забей, проехали.
одиночество нас не бодрит, одиночество нас перетрёт завернет в старый блокнот и на веранде выкурит я порвал свою библию жизни, остался лишь переплёт с запахом гари и моей жизненной придури с привкусом вчерашнего чая, о да, как это бодрит, отвечаю когда в горло вливается мерзкое холодное пойло и это наверное отличная аллегория всех последних месяцев проведенных с тобою