А. Ахматова (А. Демидова) - «О десятых годах...» («И никакого розового детства», 1955) - Вторая Северная элегия | Текст песни

• Тексты песен
• А. Ахматова (А. Демидова)
• «О десятых годах...» («И никакого розового детства», 1955) - Вторая Северная элегия

И никакого розового детства…
Веснушечек, и мишек, и игрушек,
И добрых тёть, и страшных дядь, и даже
Приятелей средь камешков речных.
Себе самой я с са́мого начала
То чьим-то сном казалась или бредом,
Иль отраженьем в зеркале чужом,
Без имени, без плоти, без причины.
Уже я знала список преступлений,
Которые должна я совершить.
И вот я, лунатически ступая,
Вступила в жизнь и испугала жизнь:
Она передо мною стлалась лугом,
Где некогда гуляла Прозерпина.
Передо мной, безродной, неумелой,
Открылись неожиданные двери,
И выходили люди и кричали:
«Она пришла сама, она пришла сама!»
А я на них глядела с изумленьем
И думала: «Они с ума сошли!»
И чем сильней они меня хвалили,
Чем мной сильнее люди восхищались,
Тем мне страшнее было в мире жить,
И тем сильней хотелось пробудиться,
И знала я, что заплачу́ стори́цей
В тюрьме, в могиле, в сумасшедшем доме,
Везде, где просыпаться надлежит
Таким, как я, — но длилась пытка счастьем.

<4 июля 1955>, Москва

Цикл Северные элегии, складывавшийся на протяжении нескольких десятилетий, образуют семь стихотворений, датированных 1921. 1940, 1942, 1945, 1955, 1958-1964 годами.

Порядок стихотворении не зафиксирован однозначно, несмотря на условно-биографическую последовательность лирического сюжета, их объединяющего. Таким образом, нам предоставлена известная свобода, соотнесенная с изреченным \"Дух дышит, где хочет\".

Прошлое в элегиях не переживается вновь, а, объективированное отчуждением, переосмысливается в свете позднейшего духовного опыта. Осознание собственной значимости, обреченная полнота видения проявляют тенденцию к экспансии: с точки зрения нового самосознания и детство, и юность рассматриваются как изначальное пребывание и ином измерении бытия:
Себя самой я с самого начала
То чьим-то сном казалась или бредом,
Иль отраженьем в зеркале чужом.
Без имени, без плоти, без причины.

Эту же мысль находим в одном из набросков автобиографической прозы:
Мое детство так же уникально и великолепно, как детство всех остальных детей в мире: с страшными отсветами в какую-то несуществующую глубину, с величавыми предсказаниями, которые все же как-то сбывались, с мгновеньями, которым было суждено сопровождав меня всю жизнь, с уверенностью, что я не то, за что меня выдают, что у меня есть еще какое-то тайное существование и цель.

Возникает очевидная, с нашей точки зрения, перекличка с Достоевским:
Многое на земле от нас скрыто, но взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных. Вот почему и говорят философы, что сущности вещей нельзя постичь на земле. (Братья Карамазовы, Ч. II. Кн. 6, III)» (http://ahmatova.niv.ru/ahmatova/kritika/kravcova-severnye-elegii-ahmatovoj.htm)