Проваливаясь в тени тополей на насте, Словно в трещины, Я больше не могу назад. Все ангелы – пощечины, Все дома – гостиницы, Все посохи и камни – из пустоты. Все стрелки стали одной, компасной, упрямою, С ее конца святой водою по капле – яд. А из-под наста звездное зверье – не оглянись! – И тропкой млечною твои следы. Одни твои следы.
Все шахматы: фигурки, клетки черно-белые – Сплавились, сгорели, расцвели Боевой ничьей. Огненные голуби рвали душу-чучело На ярмарке-гулянке на хер, на клочки. А снег притворяется, что бел, Притворяется, что жив, Притворяется, что свят, Вскормленный зимой. Но воровской, весенний, незваный, беззаконный, Из-под снегов всех – дым тлеющей травы.
Солнце изнутри билось: выгоняло Реки-вены прочь из берегов. Ничего не будет, Ничего не надо, Ничего не свято – Подбавляй дрова! Царская охота, лес невидимый, жестокий, Ужас загнанного зайца в глазах богов. Сквозь трещины на камне облаков и звездных карт – Свет полей зеленых, Родина, моя весна, Моя весна огня.
Проваливаясь в тени тополей на насте, Словно в трещины, Я больше не хочу назад. Радуйся, пляши, Плети победу, моя смерть – Здесь я! – Прорастет зерно. Прорастет, сука, так мое зерно, Что клочки по закоулочкам полетят, – Поищешь вдоволь пятые углы Всех комнат, где когда-то было мне темно.
Корми меня землей в дуэль, В десять шагов, – чем ближе, чем точней, Тем быстрей сломишь зуб-косу. Пойдешь за мной как милая Тьмой под пинками слепнуть от креста. А после обгорелыми глазницами Кому-то пить живой водой зарю, Где по следам окопов алым светом навсегда Масленица – весна огня, Масленица – весна огня, Пост и Воскресение.